Аннотация результатов, полученных в 2022 году
На первом этапе проекта мы обратились, с одной стороны, в изучению посвятительных ритуалов в античности в целом, и к истории изучения мистериального опыта как особой формы психического переживания, с другой. Мы начали с исторически наиболее древних мистерий. Это неизбежно приводит нас в Элевсин, ведь современные исследования показывают, что построенный еще в бронзовом веке в Элевсине Мегарон B по крайней мере с раннемикенского периода использовался не только как жилой комплекс, но и как место совершения жертвоприношений. Замкнутый характер этого культа показывает, что древние обитатели мегарона скорее поклонялись здесь своим предкам или древним героям, нежели праздновали какой-либо открытый для всех праздник сельскохозяйственного цикла. Именно в этом контексте возникает гипотеза о том, что Мегарон В стал тем местом, где, на развалинах овеянного легендами древнего строения, люди раннего железного века учредили культ, который, через прославление местных героев, впоследствии стал общим полисным культом Деметры. Подобного рода попытки визуализации исторической памяти наблюдаются в это время и в других значимых местах, например, в Микенах, Тиринфе и в Трое. Однако в легенде о древних героях и культе предков нет ничего таинственного, даже если причастность к этому последнему строго регулируется локальными или клановыми ограничениями. Для того, чтобы культ древних героев или миф о Деметре превратился в «мистерию» требуется нечто большее, нежели передача богиней людям особых земледельческих умений. Нечто большее – это то, что превращает легенду, основанную на исторической памяти, в личную религию, позволяющую не только прикоснуться к неведомому и загадочному и научить тому, что правильно, но и показать место человека перед лицом вечности. По этой причине возникновение мистерий в собственном смысле слова следует датировать архаическим – началом классического периода, связывая этот процесс с новым отношением человека к жизни и смерти, что доказывается изменениями похоронных обрядов, которые наблюдаются в этот период. Естественно предположить, что, кроме таких глобальных факторов, как радикальные изменения в полисной организации жизни и рост индивидуализма, на этот процесс повлияло и распространение орфизма. В результате этих процессов древний земледельческий культ в Элевсине сначала приобрел хтоническую, а затем мистериальную составляющую. На данном этапе, с целью изучения природы древних мистериальных культов, мы сосредоточились на элевсинском (первая часть статьи Е. Афонасина, статья М. Кожевникова), самофракийском (Е. Афонасин), мистериях Кабиров (Е. Афонасин), дионисийском (А. Афонасина, А. Сотник, Е. Ермоленко), раннем герметизме (А. Золотухина), архаической поэзии (О. Донских, М. Кожевников), а также важной проблеме трансформации отношения к религии в античном обществе (В. Бровкин). Другим аспектом нашей работы является изучение философских оснований мистериальной религии, восходящих к ранней греческой философии и нашедших полное выражение в платонизме, начиная с трудов самого Платона и заканчивая переосмыслением его наследия в эллинистическо-римский период, период поздней античности (в том числе и в христианской философии) и вплоть до эпохи Ренессанса, не исключая средневековье, хотя исследователи нередко склонны так поступать. На данном этапе мы обратились к началу и концу процесса осмысления этого феномена человеческого сознания. Именно, мы начали с древнейших мистериальных культов и оценки их смысла древними авторами. Мы поставили вопрос о том, в каком смысле древние мистериальные практики носят «спасительный» характер, то есть отражают индивидуальные эсхатологические чаяния? Можно ли утверждать, как это иногда делается, что еще в архаический период мистериальные культы, прежде всего, элевсинский и орфический, сопровождаются определенной эсхатологией и осмысливаются в философском ключе? Наконец, носит ли это знание универсальный характер, или же как неоднократно отмечает Платон или, например, комментатор орфической поэмы, автор Папируса из Дервени, оно доступно лишь немногим. В результате исследования мы отчетливо увидели, что мистерии архаического периода вряд ли включают в себя четко артикулированный мистический опыт, вроде того, который красноречиво описывает Прокл (Комментарий к Государству Платона 2.108.17–30). Скорее всего, проходя через необычные ритуалы, рядовой участник мистерий переживал что-то вроде катарсиса, испытав который, по словам Аристида Квинтилиана (О музыке 3.25), «малообразованные люди» избавлялись от забот об их повседневной и малоприятной жизни посредством «музыки и танца». Об этом мы пишем в статье (Е. Афонасин). Подобный же контекст мы наблюдаем и в раннем герметизме (А. Золотухина), что существенно отличает его от «классического» герметизма, известного в период поздней античности и в эпоху Ренессанса. Напротив, в средневековой мистике (Е. Быков), как представляется, удается усмотреть идеи, близкие античному мистическому переживанию, которые к тому же, что для нас также важно, сформировались под влиянием платонизма. Этот же процесс, показательным образом, наблюдается в эволюции образа Диониса и формировании представлений об этически окрашенном, страдающем божестве. Идея о страдающем божестве присутствует во многих древних религиях, однако именно в Греции она была развита и описана наиболее полно. В специальной работе мы рассмотрели вопрос о том, как эта идея связана с орфической теогонией, а также с понятием метемпсихоза, представленным у Эмпедокла и Платона (А. Афонасина, А. Сотник, Е. Ермоленко). Особенно важным представляется в этой связи исследовать трансформацию религиозных воззрений и чаяний в архаический и классический период древнегреческой истории. Особое внимание было уделено изучению религиозных взглядов крупнейших представителей натурфилософии (Пифагора, Гераклита, Ксенофана, Эмпедокла, Демокрита) и рассмотрению специфики общественно-политического развития Греции в VI–V вв. до н. э. Была подготовлена статья, изучающая факторы социально-исторического развития Греции в VI-V вв. до н. э., оказавшие влияние на формирование религиозных представлений ведущих досократиков (В. Бровкин, раздел статьи Е. Афонасина). Кроме того, специально исследовались «антирелигиозные» (или альтернативно религиозные?) учения Протагора, Продика, Крития и Диагора. Они также оказались напрямую связанными с социально-историческим развитием Греции в последней трети V в. до н. э., и не в последнюю очередь с Пелопоннесской войной, которая явилась катализатором таких процессов, как кризис полисной системы, атомизация греческого общества, размывание моральных и религиозных норм (В. Бровкин). Способы представления текстов в дофилософскую эпоху изучались и на примере древнейших произведений античной литературы (Гомера и Гесиода), од Пиндара, ранние произведения эпического (Ферекид Сиросский) и лирического (Феогнид Мегарский) характера и поэтов александрийского круга III–II вв. до н.э., Каллимаха и Аполлония. Мы показали, что для этих произведений характерно совершенно иное отношение к мифу и мифологической традиции. Его можно назвать рефлективно-критическим. Можно предположить, что это связано в том числе и с углубленным отношением к письменным источникам, когда коммуникация опосредована множеством текстов. Полученные выводы проверены с учетом новых работ по принципам античной риторики и восприятия текстов. Это позволило наметить этапы эволюции лексики от слов, значение которых открывается только в контексте конкретной ситуации и словам, обозначающим общие понятия. В результате была опубликована статья (О. Донских), посвященная понятию «правда» от Гомера до орфиков. Итак, в течение года подготовлены и опубликованы 10 статей в периодических изданиях и представлено 16 выступлений на научных мероприятиях, организован семинар (http://classics.nsu.ru/centre-seminar.pdf) и Всероссийская конференция с международным участием «Истоки европейской интеллектуальной традиции» (http://classics.nsu.ru/Presocratica-announcement.pdf).

Аннотация результатов, полученных в 2023 году
Проект посвящен истории и философии древних мистериальных культов, и его результаты можно подытожить следующим образом. Прежде всего, в этом году мы рассмотрели разрозненные сведения об одном из самых загадочных мистериальных культов античности, посвященном Гекате. Некоторая связь между этим культом и корибантами, которую допускают наши источники, по-видимому, подчеркивает их статус в контексте античной религии. Затем мы обратились к оракулам Зевса Трофония и Аполлона Кларосского. Оба эти оракула отличаются ярко выраженной мистериальной составляющей, в первую очередь благодаря обрядам перехода – смерти и возрождения, – драматизированным в процессе инициации. Во всех случаях исследователю приходится иметь дело с весьма фрагментарными источниками, литературными и эпиграфическими, хотя в случае с Кларосом на помощь приходит и археология. Мы надеемся, что нам удалось показать, что "малые" мистерии, которые часто теряются на фоне таких известных мистериальных культов, как Элевсинский и Самофракийский, не менее важны для историка античной религии и философии. Далее мы продолжили рассмотрение проблем реконструкции орфических теогоний, которые фрагментарно сохранились в поздней комментаторской традиции, прежде всего у Прокла и Дамаския. Являются ли они своего рода антикварной спекуляцией или же частью подлинного архаического мышления? Для ответа на этот вопрос мы анализируем конкретные комментаторские приемы, с помощью которых философы стремились включить античные тексты в структуру неоплатонического универсума, пытаясь понять, насколько отведенное им место соответствует исторической реальности. В этом контексте важно также рассмотреть вопрос о взаимоотношениях различных греческих теогоний. В частности, как можно предположить, орфические теогонии, известные нам лишь фрагментарно, не обязательно были более поздними ответвлениями от более развитой и цельной теогонии Гесиода. Данная работа имеет значение не только для конкретной области классических исследований. Мы также можем увидеть ее применимость для исторических исследований в целом, причем не только в содержательном плане, поскольку она касается истоков и сущности философского мышления, но и в плане разработки тех методов изучения наследия античности, которые могут быть взяты на вооружение смежными дисциплинами. Мы имеем дело прежде всего с архаическим мышлением и его отражением в последующей традиции, что, на наш взгляд, может быть выявлено только при комплексном изучении трансформации коммуникативных стратегий в связи с постепенным развитием и распространением письменных текстов в античном обществе. Для этого необходимо детально проанализировать процесс параллельного формирования определенных концептуальных конструктов в рамках мифологического и раннефилософского мышления, а также прояснить особенности древнегреческих мифологических представлений. Таким образом, оказывается, что поэтическое и космогоническое мышление развивалось не так прямолинейно, как считалось ранее, и, более того, не "исчезло" и не изменило качественно свою природу с появлением рациональной философии, как до сих пор утверждают некоторые ученые. Мотив путешествия характерен для орфизма. Путешествие Орфея на Арго и его спуск в Аид, путешествие душ в загробный мир и их небесное странствие перед последующим воплощением. Эти идеи ярко представлены в орфических гимнах, орфических золотых табличках и, пожалуй, наиболее ярко – в мифах Платона в "Федоне", "Федре", "Горгии" и "Государстве". В нашей работе мы рассматриваем эти мифы в контексте античной философской литературы, задача которой – дать связную интерпретацию весьма изменчивым и не совсем однозначным картинам, которые рисует в своем воображении великий афинский философ. Прежде всего, это касается таких вопросов, как телесность или бестелесность душ, обстоятельства их осуждения и условия последующего воплощения, подробности топографии "другой земли" и, наконец, дискуссия о классах душ, получившая развитие в последующем платонизме. В серии статей этого года мы обсуждаем проблему движения к "осевому времени" (термин Карла Ясперса) на основе двух культурных традиций - шумеро-аккадской, египетской, индийской и иудейской. Делается попытка найти признаки появления нового сознания в рамках коллективно-традиционного. Этими признаками являются возникновение авторства, появление новых жанров, особенностью которых является свободное изменение позиции говорящего, изменение восприятия мира через идеи справедливости, возникновение новых нарративов, существующих параллельно с традиционными. Показано, что к концу второго тысячелетия до нашей эры обе культуры обладали почти всем набором названных черт. Тем не менее, возможность перехода к собственно индивидуальному сознанию блокировалась двумя важнейшими особенностями этих культур – сознанием абсолютной зависимости от богов, которые могли, если хотели, но не обязаны были открывать человеку его судьбу, и привязанностью каждого индивида к своему социальному положению, где статус играет в определении судьбы человека ведущую роль, нежели его собственные усилия. Мистериальные культы часто называют "шаманистскими". Понятие "шаманизм" стало проникать в классические исследования, начиная с XIX века. Легендарные и реально существовавшие личности, такие как Орфей, Аристей и Эпименид, стали объявляться шаманами. Постепенно дело дошло до философов, таких как Пифагор, Парменид, Эмпедокл и Сократ. Сегодня идея "греческого шаманизма" настолько прочно укоренилась во многих работах, что может сложиться впечатление, будто она имеет прочную доказательную базу. Однако критический анализ исследований, в которых эта идея активно распространялась на протяжении более чем ста лет, показал необоснованность концепции "греческого шаманизма". В настоящей работе предпринята попытка глубже вникнуть в методологические основания и намерения различных авторов, симпатизировавших этой концепции, и выяснить, приводит ли использование понятия "греческий шаманизм" к каким-либо позитивным и продуктивным выводам. Представляется, что перенос понятия "шаманизм" на древнегреческий религиозный субстрат не привносит ничего полезного в понимание религиозных явлений древнегреческой религии, а потому от него следует отказаться. В качестве альтернативного подхода предлагается четко определить понятие "шаманизм" и его культурно-географические и исторические рамки, что удается сделать с помощью оригинального этнографического материала. Тенденция к историчности – важная тенденция в современной истории философии. Отсюда вопрос: в какой степени трактаты Герметического корпуса кажутся нам историческими, и должным образом связанными с Египтом? Можно ли, принимая во внимание универсальный и мистический характер этих текстов, все же выделить в них некоторые элементы, которые позволили бы нам понять герметизм в контексте собственно эллинистического Египта, а не широко определенного эллинизма? Имеет ли смысл в данном контексте традиционное деление герметизма на "высокий" философский и "низкий" практический, или же это деление представляет собой очередной предрассудок, от которого лучше отказаться для лучшего понимания изучаемого феномена? В данной статье представлены несколько позиций по этому вопросу, сложившихся за последнее столетие, и предложены некоторые наблюдения, которые, на наш взгляд, позволяют лучше понять герметизм в контексте александрийской религиозной философии. Для этого мы подробно рассматриваем происхождение легенды о Тоте, которая в греческом контексте восходит к Платону, а затем обращаемся к важному герметическому тексту, «Определениям», которые сохранились только в средневековом переводе на армянский язык и лишь частично – на греческий.