Аннотация результатов, полученных в 2019 году
За первый год проекта были получены следующие результаты: на основе мониторинга российской исследовательской литературы выяснено, что история медицинской географии в России создавалась как история географической науки. К ней отнесены любые тексты врачей о климате и географии Российской империи, а также записки путешественников, в которых затрагивались вопросы болезни и здоровья. В конце XIX и в раннесоветское время медицинская география стала частью географической патологии, соответственно главным средством упаковки новых знаний служили таблицы статистических данных о заболеваниях и сделанные на их основе карты. В послевоенное время медицинская география сдвинулась в сторону географических наук и обрела прикладное значение для мониторинга незаселенных или вновь осваиваемых территорий. А в конце XX и начале XXI веков эта научная область вошла в экологическую медицину. Такое переформатирование сопровождалось изменением границ научной дисциплины, ее связей с другими областями знания и соответственно – пониманием ее прошлого. На основе проведенных архивных изысканий обнаружено, что география медицины может быть исследована как несколько взаимосвязанных областей: география российского здравоохранения (история формирования медицинской профессии, обеспечения населения медицинской помощью, географическое распределение больниц); география болезней (история учета заболеваемости, сбора первичных данных, история медицинской статистики, история санитарного картографирования); история медико-географических исследований (история инфраструктуры медико-топографических исследований, трансфер научных знаний, оформление ландшафтной медицины), а также история гигиены (история формирования военной и городской гигиены). Изучение российских материалов конца XVIII- начала XIX вв., посвящённых медико-топографическим исследованиям южных окраин империи, показало важнейшую роль британских медико-географических теорий в формировании российской медицины «жарких климатов». Российские медики в своих трудах опирались на работы британских врачей и использовали тот же словарь, вплоть до нового для российских реалий концепта «тропической гигиены». Это позволяло им вписывать собственный опыт в мировую медицину жарких климатов, принимать участие в глобальной картографии болезней. В ходе анализа документов из британских архивов прослежена история медицинских концепций жарких климатов. А аналогичное изучение архивов российской медико-хирургической академии и медицинских журналов XIX века позволило обнаружить следы интеграции британских концепций в корпус российского медико-географического знания. В мировой историографии участие России в создании морской медицины не было прописано – она не рассматривалась в качестве полноправного партнера в морских исследованиях. Между тем наставления врачам и командирам ближних и дальних плаваний, отчеты судовых врачей позволяют описать российскую специфику производства знаний о физиологии человеческого организма в условиях моря и радикальной смены климата. Этот сюжет открывает возможности изучения морской гигиены как отдельной области медицины, тесно связанной с дисциплинарными практиками на ограниченном пространстве судна. И он же позволяет пристально наблюдать циркуляцию медико-географических представлений, которыми оперировали и которые создавали не только врачи, но и командиры судов. В этом смысле участники российских морских экспедиций играли роль переносчиков и производителей медико-географических знаний о мире подобно тому, как это делали посредники морских империй. Изучение истории учета и обсчета инфекционной заболеваемости в России позволил говорить о медицинской статистике как языке географического описания Российской империи. Собственно, в начале XIX века статистика являлась частью географической науки и в таковом качестве преподавалась в университетах и гимназиях. Модернизация государственного управления второй трети этого столетия сопровождалась наделением статистики практическими функциями и созданием из нее бюрократического инструмента контроля. Обязанность российских врачей (с 1842) подавать сведения о случаях заразных заболеваний имела два назначения: сигнал тревоги для изоляции опасных территорий от остальной империи и данные для научного изучения эпидемий. Соответственно, для бюрократов была важна своевременность и точность локализации статистики заболеваний, а для врачей – полнота и унификация информации. Амбивалентность намерений и подходов административных и медицинских чиновников привели к различиям в их практиках видения. Поисковая работа в фондах Медицинского совета и Статистических комитетов МВД Российского государственного исторического архива позволила сделать следующие наблюдения: 1. в отличие от медико-топографических описаний, которые в первой половине XIX оформились в особый научно-литературный жанр, медико-статистические тексты автономии не обрели и выступали в качестве иллюстрации для нарративных текстов; 2. в интересующий нас период правительственные бюрократы не разработали комплексной программы медико-статистических исследований и запрашивали в основном статистические сведения, позволяющие им демонстрировать эффективность работы МВД. Архивы медицинских факультетов Виленского, Московского и Казанского императорских университетов, а также Общества практикующих врачей Риги содержат отчеты о медико-топографических исследованиях российских врачей. Их анализ убедил в инфраструктурной недостаточности таких исследований (отсутствие единых измерительных приборов, недоступности территорий, отсутствие карт, утрата данных при пересылке, применение различных алгоритмов обобщения данных, отсутствие унифицированных русскоязычных названий для нозологических форм и т.д.), которые приводили к разрывам в сводных данных. В результате организованных и проведенных научных мероприятий удалось сформировать вокруг проекта международное научное сообщество историков медицины: установить связи с исследователями из разных стран и российских городов, договориться об обмене студентами и аспирантами, расширить партнерские связи с медиками из Института общественного здоровья им. Семашко РАН и Хабаровского государственного медицинского университета, предложить проведение совместных научных мероприятий участникам тематически близкого проекта РНФ по истории советской медицины В 2019 году были подготовлены следующие статьи: - русскоязычная статья А. Реннера и Е. Вишленковой «Исторические исследования медицинской географии в России» опубликована в скопусовском журнале «Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины» (2019 Т.27 (5). С.924-930) - англоязычная статья Е. Вишленковой и С. Затравкина «Polish medicine in the Russian Empire in the first quarter of the XIX c» опубликована в журнале Института истории науки Польской АН «Quarterly Journal of the History of Science and Technology» (2019, N 2. Р.61-78) - англоязычный препринт В. Яковенко «Non-Bolshevik Healthcare in Russia: Organization of the Medical Care in the Northern Region» опубликован на сайте https://wp.hse.ru/data/2019/05/27/1494805762/176HUM2019.pdf (Basic Research Programme. Series HUM "Humanities". 2019. No. 176) - русскоязычная статья Р. Митрофанова «Российские врачи в поисках языка самоанализа: понятия насилия и гуманности в профессиональном дискурсе психиатров Российской империи» опубликована в рецензируемом журнале «Вопросы истории естествознания и техники» (2019 Т.4(2). С.292-321) --англоязычная статья Р. Митрофанова в издательстве Центрально-Европейского университета (Central European University Press) «Mitrofanov, R. Russian Psychiatry beyond Foucault: Violence, Humanism, and Psychiatric Power in the Russian Empire at the End of the Nineteenth and Early Twentieth Century, in: Borgos, A. (ed.) Psycho-Politics: The Cross-Sections of Science and Ideology in the History of Psy-Sciences, CEU Press 2019, 271-292. http://ceupress.com/book/psychology-and-politics. - рецензия З. Гатиной на книгу D.Sambuk «Wächter der Gesundheit. Staat und lokale Gesellschaften beim Aufbau des Medizinalwesens im Russischen Reich 1762-1831. 2015, Köln. 442 s.» принята к печати в скопусовский журнал «Диалог со временем» Участники проекта организовали три научных мероприятия: международную конференцию «Mapping diseases – monitoring health in Russian Empire and Soviet Union” (Германский исторический институт в Москве, 19-20 сентября) https://igiti.hse.ru/announcements/305924592.html https://www.dhi-moskau.org/ru/meroprijatija.html https://igiti.hse.ru/medgeo/news/314489808.html в рамках международной конференции «История науки и техники. Музейное дело» (Политехнический музей) секцию «Российская статистика как технология и исследовательская сеть» из трех панелей, посвятив часть докладов санитарной статистике https://polymus.ru/ru/museum/pros/conference/xiii-nauchno-prakticheskaya-konferentsiya-istoriya-nauki-i-tehniki.-muzeynoe-del/tezisy-konferentsii/ и научный семинар в Мюнхене «Medical Geography in Russian Empire: Big Theories and Locals Knowledge’ (2-3 мая) https://igiti.hse.ru/medgeo/news/272136773.html Создан двуязычный (русский и английский языки) сайт проекта https://igiti.hse.ru/medgeo на платформе Высшей школы экономики.

Аннотация результатов, полученных в 2020 году
В 2020 году основное внимание было сосредоточено на явлениях трансфера медико-географического знания, его путях, агентах, медиумах научной коммуникации, ситуациях, в которых трансфер замедлялся, становился невозможным или переформатировался, на моментах адаптации и на изучении российской медицинской и бюрократической среды, преобразующей объекты научного трансфера. В этой связи было важно ответить на вопрос, почему тема трансфера медико-географического знания оказалась табуированной или просто спрятанной в (пост)советской историографии медицины. На основе архива Института общественного здоровья имени Семашко выявлено, что советский канон истории медицины сложился в позднесталинское время (1947-1951) в процессе создания учебника для студентов медицинских институтов. Тогда была придумана и запущена своего рода фабрика научного производства доказательств для подтверждения априорной концепции лидерства советской медицины и ее предшественницы – российской медицины. В этой связи медико-географические исследования XIX века были интерпретированы как научное освоение «новых земель». Советских историков интересовали не способы познания, технологии обретения новых знаний, исследовательские инфраструктуры, а имена первооткрывателей и их открытия, то есть медико-географические тексты. Между тем, как показали наши исследования в реальности трансфер в Российскую империю медико-географических знаний, приемов изучения различных климатов и ландшафтов был. Он был интенсивным и отнюдь не однонаправленным. Изучение европейских теорий жарких климатов XVIII – XIX вв. обнаруживает значимость российского опыта для формирования европейской науки: знание распространялось не только от центра к периферии, но и в обратном направлении. Анализ трудов российских военных медиков XVIII – XIX вв. позволил сделать вывод, что несмотря на значительную роль европейских (и, в частности, британских) медико-географических теорий в формировании российской медицины «жарких климатов», отечественные врачи обретали свой опыт работы в жарких поясах Российской империи. Это было уникальное локальное знание, ценное для мировой медицинской географии, поскольку протяжённость империи, её расположение в нескольких климатических зонах давала исследовательские преимущества. Медико-географические особенности южных окраин Российской империи были менее всего известны врачам, и необходимость их изучения диктовалась ситуацией перманентных военных действий российской армии (Кавказ, Средняя Азия, Казахская степь, Молдавия, Валахия, Бессарабия). Судя по всему, российская медицина жарких климатов наиболее чётко передает имперское измерение медицинской географии. Медицинские обоснования возможности проживания русских в этом климате были тесно переплетены с перспективами дальнейшей колонизации территорий и стратегиями управления местным населением. Трансфер осуществлялся не только на уровне идей или теорий, но и посредством воспроизводства, апробирования способов изучения «своей» территории. Совершенно эвристичной и сыгравшей большую роль в модернизации управления в изучаемое нами время была информация, получаемая посредством санитарной статистики. Погружение статистических исследований, проводимых в Российской империи, в трансимперский контекст, в контекст развития медицинских наук и статистических методов, позволило увидеть общие тенденции имперской бюрократии европейских стран – использовать количественные показатели для демонстрации собственных усилий по сохранению и приумножению населения, а не для улучшения здоровья подданных. Обращение к изучению практик сбора и обсчета ведомственной медицинской статистики в Баварском и Прусском королевстве дало возможность соотнести бюрократические технологии организации и управления в государствах, с которыми Российская империя была в интенсивных коммуникациях. Такая бюрократическая ориентация статистических комитетов стала объектом критики врачей, собравшихся в комиссии академика Г.Рейна. Доказывая правительству неэфективность бюрократического использования санитарной статистики, медики предложили измерять нетрудоспособность и преждевременную смертность в рублях. Такая единица измерения позволяла унифицировать и сравнивать состояние различных административно-территориальных единиц в империи. В проекте 2020 года исследовалась проблема трансфера санитарных и гигиенических норм не только применительно к «суше», но и к морским условиям проживания. Сопоставление практик судовой гигиены, зафиксированных в рукописях лекарей XVIII века Д. Синопеуса (на лат.яз.) и А. Бахерахта, с рекомендациями и отчетами морских врачей 1850–60-х годов, показало профессионализацию и автономизацию морской медицины. Это проявилось в изобретении и распространении оригинальных форм упаковки и циркуляции медицинского знания, специфичного для участников длительных морских плаваний (появление «медицинских лоций» как жанра, аналогичного традиционным медико-топографическим описаниям). Иной канал трансфера санитарно-эпидемических знаний открывают архивы морских карантинных служб. В изучаемое время они служили барьерами для защиты портов от заразы. Это осуществлялось не только методами дезинфекции, но и сбора информации о «здоровых», «опасных» и сомнительных зонах на мировой карте. Чтобы защищать и не приносить неоправданных убытков, такая информация должна быть оперативной и достоверной. Исследование показало, что Российская империя была включена в альянс северных морских держав, коллективно защищающихся от центральной и южной Европы. В связи с этим каждая страна не только получала, но и обязана была предоставлять информацию о вспышках заразных болезней на своей и соседних территориях. И похоже, еще более креативными производителями локального медико-географического знания для мировой медицины оказались российские полярные медики, те что участвовали в плаваниях на морях Ледовитого океана. Именно им предстояло создать «полярную медицину» и открыть «арктические болезни» Мы используем в нашем проекте смену исследовательской оптики: от анализа макропроцессов, транснациональных теорий и глобальных исследовательских проектов по созданию мирового атласа медицинской географии, смещаем окуляр в сторону персональной истории и рассматриваем индивидуальные исследовательские практики врачей (И.Я. Лерхе, П. Франк, В.А. Белиловский). Их служба и опыт позволяют понять, как индивидуальные опыты наблюдений становились надперсональным знанием. В целом, коллективный мониторинг трансфера медико-географического знания позволил заключить, что Российская империя была открытой для восприятия импульсов, исходящих из разных стран. Степень усвоения, восприимчивость конкретного врача к достижениям европейских коллег зависела от места его обучения и службы, от доступа к информации, от его способности ее адаптировать. На уровне коллективных исследовательских практик особенно активным трансфер был в области санитарной статистики, требовавшей унификации методов диагностики, регистрации и сбора данных о заболеваемости не только внутри страны, но и между странами. Вторым приоритетом оказались медицинские исследования климата и влияние на них колониальных теорий жаркого климата в британской или во французской версии. Конкретным проявлением адаптации служат меняющиеся в России изучаемого столетия нормы городской санитарии и судовой гигиены, регулирующие проживание людей в ограниченном пространстве. После введения в марте 2020 года ограничений на академическую мобильность участники проекта организовали ежемесячный онлайн семинар для обсуждения докладов и рукописей статей. Их анонсы представлены на сайте проекта https://igiti.hse.ru/medgeo В декабре 2020 г. участники проекта организовали и провели двухдневную панель «Видимо-невидимо: медицинская статистика в России как инструмент управления» на ежегодной конференции Политехнического музея «Наука, технологии, общество: вызовы развитию в прошлом и настоящем» https://polymus.ru/ru/museum/pros/conference/Conference-XIV-2020/ Всего участники обеих групп опубликовали и сдали в печать 5 статей на английском и немецком языках и 7 статей на русском языке. Из них 10 статей написаны единолично или в соавторстве четырьмя участниками российской группы: 4 опубликованы (в том числе в журналах, индексированных в Scopus – 2) и 6 статей прошли рецензирование и приняты к печати (в том числе в журналах, индексированных в Scopus - 5)

Аннотация результатов, полученных в 2021 году
Главным направлением исследований 2021 года была history of impact, то есть история влияний. Необходимо было выявить, как медико-географические знания определяли отношение ученых врачей к местным пациентам, их взаимодействие с локальными и центральными властями, как эти отношения меняли их представления о России и мире и как сказались на благоустройстве российских поселений. Для анализа были выбраны пять кейсов – дебаты о вреде здоровью от питьевой воды в Астрахани, лечебные практики виленских врачей, наблюдения за казахами российских военных врачей, профилактика цинги в арктических экспедициях и санитарные меры судовых врачей. Исследование проводилось на основе документов из исторических архивов Астраханской области, Литвы (Вильнюс), Латвии (Рига), Российского государственного исторического архива (Санкт-Петербург) и РГИА Дальнего Востока (Владивосток), а также Российского государственного архива Военно-морского флота (Санкт-Петербург), опубликованных руководство по практической медицине. С середины XVIII века побывавшие или жившие в Астрахани путешественники сообщали о грязной питьевой воде, но вплоть до эпидемии холеры 1830 года никаких мер для ее очистки принято не было. Во время эпидемии проблемы городского благоустройства вышли за рамки экономического или градостроительного обсуждения. Тогда в формирование санитарно-гигиенического дискурса оказались вовлечены не только медицинские чиновники, но и военный губернатор, чиновники строительного комитета и даже состоятельные горожане. Результатом их солидарности и дискурсивных соглашений стала очистка городского канала и признание политической ценности здоровья горожан. Этот эффект оказался кратковременным и властный авторитет врачей сохранялся недолго. После окончания эпидемии и вплоть до реформы земского и городского управления 1860-1870-х годов члены врачебной управы больше не привлекались к управлению городом. Видимо, в изучаемое время альянс бюрократии и врачебной профессии был не устойчивым и спорадическим. Изучение экспертности медиков в западных губерниях дало иные наблюдения. Вплоть до польского восстания 1830 года почти автономное существование Вильно и связанных с ним городов между двумя большими империями – Российской и Австрийской – создало уникальную ситуацию и хорошие возможности для развития медицины в данном регионе. Здесь было много казенных и вольнопрактикующих врачей и богатый рынок медицинских услуг. Наше изучение влияния медико-географических исследований на медицинскую культуру россиян основано на анализе текстов профессора Виленского университета И.И. Франка о местных болезнях и текстов его ученика, вольнопрактикующего врача И.С. Коштульского о практике лечения скарлатины. Судя по найденным архивным документам, отношения виленских выпускников медицинских кафедр с местными жителями были сложнее, чем в других регионах империи. Медицинские знания здесь не были в монополии ученых врачей и усваивались/присваивались пациентами, позволяя им устанавливать контроль над врачебной деятельностью. Это создавало креативные для науки конфликты, провоцировавшие медиков обсуждать алгоритмы лечения. В ходе них вырабатывались научные конвенции, что считать эндемиями, каковы причины и признаки таких болезней. Публикуя сведения о российских кейсах в зарубежных изданиях, виленские врачи создавали ситуации обмена медицинскими знаниями. Жаркий климат имел в европейской колониальной медицине статус патогенного и смертоносного. Большая часть российских исследований о жарких климатах создавалась военными врачами, служившими на южных окраинах империи. Одной из таких территорий должна была считаться и Казахская степь. Но изучение не подтвердило эту исследовательскую гипотезу. Российские медики выделяли в Степи несколько климатических зон или поясов. Выводы об их влиянии на заболеваемость туземного населения основывались на визуальных впечатлениях современников. И врачи, и чиновники сходились в том, что казахи обладают отличным здоровьем и доживают до глубокой старости, несмотря на суровость природных условий проживания и отсутствие базовых представлений о гигиене. Главными причинами их болезней считалось культурное отставание: нечистоплотность, приверженность негигиеничным обычаям (например, коллективному пользованию посудой), и распространённость среди них суеверий, которые препятствовали профилактике и лечению недугов. Поэтому развитие медицинской службы в Степи мыслилось как организация доступной врачебной помощи, включавшей, прежде всего, просветительский санитарно-гигиенический компонент. Изучение судовой медицины показало участие врачей в дисциплинаризации повседневной деятельности и быта матросов. Моряк стал в российских медико-географических текстах тем самым «другим», каковым в зарубежной колониальной медицине были аборигены. Авторы сочинений по морской медицине (Синопеус, Бахерахт, Вышневский, Крузенштерн и другие) рассуждали о специфике российских моряков, конструируя их культурные, религиозные и физиологические отличия от мореплавателей других стран. В эпоху появления судов с паровыми двигателями и накоплением опыта российских плаваний в тропиках, гигиенические рекомендации стали формой довольно жесткого контроля над повседневностью и бытом судовых команд. Врачи часто сопровождали полярные экспедиции - будь то в качестве консультанта при их подготовке, либо в качестве практикующего врача на борту (или в собачьей упряжке) или аналитика результатов. В российских архивах сохранились тексты медицинских наблюдений. Рассуждения о климате и ландшафте в этой части империи почти всегда велись врачами через призму интереса к цинге или скорбуту. При этом долгое время данная болезнь в России считалась не примечательной и даже не опасной. Изучение медицинских и социальных интерпретаций цинги во врачебных отчетах, материалах полярных экспедиций, дневниках мореплавателей и записках путешественников показало, что в середине XVIII века это заболевание понималось как географически обусловленное, а потому не требовавшее профилактических мер. Однако опыт полярных странствий дал новое локальное знание. Русских путешественников удивляло отсутствие цинги у северных народов. Со временем аргументов против географического детерминизма у российских исследователей скорбута становилось всё больше. Их тексты и наблюдения способствовали накоплению эмпирических знаний о связи экстремального климата Заполярья со специфическими болезнями и реакциями организма. Впоследствии всё это стало основой для арктической или полярной медицины в России. В целом, изучение истории влияний убедило в том, что медико-географические исследования имели широкое и неожиданное применение и долгосрочные последствия. Они не дали быстрый результат в виде медицинской карты Российской империи, позволившей бы современникам судить о патогенных и здоровых зонах на территории страны. Однако призыв зарубежных коллег и российских бюрократов проводить такие исследования стимулировал создание исследовательских сетей из уездных врачей и университетских профессоров, которые поверх служебных обязанностей устанавливали между собой обмен информацией и знаниями о территориях и жителях. В целом ряде случаев локальные знания опровергали большие теории, например, представление о дихотомии: холодном климате как зоне здоровья и жарком климате как патогенной зоне. Другим проявлением влияния стала растущая медикализация гражданского и военного управления (расквартирование войск обязательно предварялось медико-географическими обследованиями, а в военных наборах учитывались представления о подверженности местных жителей заболеваниям), в том числе на флоте (морская гигиена). В 2021 году участниками проекта написаны 5 статей, из них 3 опубликованы или приняты в печать в журналы, индексированные в Scopus (две статьи в журналах Q1), и обе группы приняли активное участие в создании коллективной монографии. Она вышла из печати объемом 32 а.л. В архивах и картографических отделах библиотек собрана коллекция фотографий санитарных карт. Часть из них в обработанном виде опубликована в книге. На сайте выложены справочные материалы по теме проекта: тематические библиографии, публикации участников, таблицы научных обществ, фотографии эпидемических таблиц, фрагменты архивных документов и электронные описи архивных фондов медицинских учреждений. Проведено 6 московско-мюнхенских научных семинаров, сделано 8 докладов на различных академических конференциях и семинарах.